В 1977 году мы вернулись из стройотряда. Стройотрядовские курточки тоже, кстати, знаком некой касты были: ты уже не маменькин сынок – мужик, боец. Если человека в стройотрядовке кто-то будет обижать, за него такие же люди впишутся обязательно. То есть некая система уже созревала изнутри.

В общем, по приезде 30 августа я предложил друзьям сходить на «Зенит» – «Арарат». Человек пятнадцать в эту историю вписалось. У касс с параллельного потока такую же компанию встретили. Из экономии мы взяли билеты на детский 40-й сектор. Он был практически пуст: детишки по центральным трибунам расползлись, но милиционеры все равно присутствовали.

Среди нас был некий Антоха, брат которого был моряком, плавал в Европу и рассказывал нам, как там болеют за футбольные команды. Ну, вот Антоха и предложил: «Давайте как в Голландии». Он кричал: «Аля-улю!» – а мы: «Гол! Гол!» Получилось здорово, некий аналог современного «Надо гол, гол, гол!». Но милиционерам не понравилось, и они отбили у нас всякую охоту болеть активно.

Очки: С точки зрения поддержки команды наш стадион в те времена (конец 70-ых) представлял собой унылое болото. Люди приходили в основном попереживать, поохать-поахать. Завести их можно было разве что самыми простыми кричалками: «Зенит! Зенит!», «Судью с поля!» – или дурацким хоккейным кличем «Шайбу! Шайбу!».

Где-то уже к концу 1979 на трибунах стали появляться группки ребят – школьники, студенты, сослуживцы – которые пытались болеть активно. Стали появляться первые заряды: «Раз, два, три, Зенитушка, дави!», «Эй, «Зенит», давай вперёд, Ленинград победы ждёт» и, конечно же, легендарная «Шалалайла».

Очки: Перед Олимпиадой-80 стадион имени Кирова был закрыт на реконструкцию, но два матча в 1980, с минским «Динамо» и «Карпатами», всё же решено было провести здесь. И группа молодых парней (человек 20-30) во главе с Серёгой Длинным собралась на 33 секторе. Игра с минчанами ничем особенным не запомнилась, а вот на «Карпатах» 4 июля эта группа стала очень активно кричать, и народ стихийно к ним повалил. Я сам сидел за воротами и, увидев, что происходит на 33-м, предложил друзьям пересесть туда, тем более что проход был свободным. К середине матча сектор оказался заполнен практически наполовину.

Длинный: 33 сектор вообще пошёл с меня. До этого группы болельщиков сидели где угодно. Мы организованно шли после игры с Минском по аллее и вышли на проспект Динамо. Надо было решать, где будем собираться на следующем матче. На центре – не у всех были деньги, поэтому решили садиться на одном из боковых (виражных) секторов. Я предложил 33, т.к. «тридцать три» легко запоминается.

Очки: Когда расходились, договорились и впредь собираться на 33. Дальше был перерыв – Олимпиада. Приезжали болельщики из Африки в национальных расцветках, с флагами, барабанами. Они тоже показали, как нужно болеть. И на следующий матч с «Черноморцем» люди шли целенаправленно на 33. После игры состоялась знаменитая демонстрация. Шли по центральной аллее по направлению к «Петроградской». Очень много было нетрезвых, плюс эффект толпы. Орали всё что можно и что нельзя. Народ высовывался из окон и не понимал, что происходит. Что нами двигало? Трудно сказать. Всё произошло стихийно. Своего рода глоток свободы, ведь в те времена компаниями больше трёх человек разрешалось собираться только на демонстрации 1 мая да 7 ноября. А тут в обычный день люди перегородили улицу и пошли. Милиция к этому оказалась не готова и среагировала поздно. Но когда понаехали машины с мигалками, народ разбежался врассыпную.

Шляпа: Люди шли не только с 33, к ним на лестнице подключился народ с других трибун. Общее скандирование – это то, чего нам тогда не хватало. И эта импровизированная демонстрация стала дополнительным толчком к активному болению.

(вспоминают и рассказывают фан Очки, фан Блондин и фан Длинный)

Очки: на «Шахтёре» один парень, который позже получил прозвище Вельвет, бегал по сектору с плакатом: «У нашего «Зенита» болельщиков не счесть, пока такие люди, как Казачёнок, есть». Все скандировали. А потом он сделал другой плакат, с помощью которого пригласил всех желающих в Москву на матч со «Спартаком». Как сейчас помню: 20 сентября, поезд № 27, отправление в 21.47.

(вспоминают и рассказывают фан Зонт, фан Шляпа и фан Моряк)

Зонт: В начале 1980-х в ДК им. Капранова был организован клуб любителей футбола (КЛФ), мы встречались раз в неделю, обменивались программками, значками, просто общались. Фанатизм как таковой тогда только зарождался. Зимой 80/81 у нас и родилась идея написать собственную песню, хотя идея эта к тому времени уже витала в воздухе. Первые несколько куплетов написал Молодой (Алексей Телемаков) со своей мамой. Остальные – я. Песня получилась длинной, пришлось сокращать, при обсуждении чуть до драки не дошло. Затем, когда текст утвердили, начали его размножать, кто как мог. И от руки, и на печатной машинке.

Шляпа: Кстати, на второе или третье наше заседание, посвящённое будущему гимну, пришёл Дима, ныне известный как Моряк, и принёс абсолютно готовый текст «Знамени «Зенита», который и сейчас исполняется на мотив «Крейсера Авроры». Если гимн подвергался коллективной редактуре, то у этой песни автор один.

Моряк: Когда обсуждали гимн, я всё время говорил: не надо много куплетов, надо короче. Но гимн должен вмещать в себя всё: и нашу любовь к «Зениту», и нелюбовь к соперникам, и то, что Кубок УЕФА наш «Зенит» возьмёт. Поэтому, чтобы гимн не растягивать, у меня и возникла идея второй песни. Написана она была за один вечер. Рифмы элементарные. Выбор мотива тоже очень простой – таких узнаваемых песен о Ленинграде, как «Крейсер «Аврора», больше не было, мне самому песня очень понравилась, я был горд. Размножил её на печатной машинке через три копирки, 15 или 16 экземпляров. Помню первую реакцию на обсуждениях: зачем вторая песня? Пусть люди гимн сначала выучат. Но «Аврора» не была конкуренцией гимну.