Однажды спортивному журналисту и главному статистику советского футбола Константину Есенину, сыну поэта Сергея Есенина, пришло письмо от читателя. Константин Сергеевич из-за плохого читаемого почерка долго разбирал написанное, но всё же понял, что указывают ему в письме на допущенные им неточности в опубликованной статье. В конце письма стояли подпись и номер телефона отправителя. Подпись порядком раздражённый Есенин прочитать так и не смог, а вот по номеру позвонил: «Есть у вас старичок, интересующийся футболом?» — «Есть, — ответил женский голос, — сейчас позову». Константин Сергеевич вступил в долгий спор с дотошным «старичком». И только к концу разговора он всё же спросил у своего собеседника: «Как ваша фамилия?» Услышав негромкое «Шостакович», Есенин лишился дара речи.

К футболу великого композитора приохотил его друг, ленинградский художник Владимир Лебедев, известный почти каждому советскому ребенку своими книжными иллюстрациями. Шостакович, в свою очередь, непременно прихватывал на стадион и своего друга И. Д. Гликмана, завлита МАЛЕГОТа. Приятели Дмитрия Дмитриевича на трибунах эмоций своих не сдерживали, бурно реагируя на опасные моменты и призывая отправить «судью на мыло!». Шостакович был вовлечён в игру не меньше, но, как и в жизни, эмоции его отражала только оживленная и выразительная мимика.

Особенно нравилось ему наблюдать за виртуозом ленинградского «Динамо» Петром Дементьевым, которого ласково все называли «Пека-балерина». Когда в матче с «Локомотивом» ему нанесли тяжелую травму, возмущенный Шостакович сорвался со своего места и довольно громко в адрес провинившегося повторил: «Хулиган! Хулиган!». Позже Дмитрий Дмитриевич скажет, что «стадион в Союзе — единственное место, где можно кричать не только «за», но и «против».

Футбол занял важное место в жизни композитора, здесь он находил выход своим чувствам и испытывал эмоции, которых ему порой так недоставало в его жизни. Биограф композитора Софья Хентова после смерти Шостаковича напишет, что без футбола он не выдержал бы такого напряжения. Дмитрий Дмитриевич теперь с нетерпением ждёт начала каждого футбольного сезона. «По-видимому, раньше, как через две-три недели, не удастся пополировать нервы в 1-м или во 2-м секторе стадиона им. Ленина», — пишет он Владимиру Лебедеву, приведшего его на стадион.

И вот уже вполне привычно, что после репетиций Шостакович торопится на стадион. Билетов уже нет, но худощавый человек в очках и с потертым портфелем в руках бежит к болельщикам, крича: «Десятку за билет!». Стадион стал для него единственным местом в стране, где, по его собственному выражению, «можно громко говорить правду о том, что видишь». И для Шостаковича было важно эту правду задокументировать. Константин Есенин вспоминал, что в конце 30-х — начале 40-х по всей стране под эгидой «коллективизации» спорта из репортажей стали вычеркивать имена забивших гол. Шостакович же усердно вел учёт и с этой целью завёл «гроссбух».

В него он записывал всю футбольную бухгалтерию: результаты игр, соотношение забитых и пропущенных голов и имена забивших гол. «Я вытащил свой футбольный гроссбух, отер с него пыль, накопившуюся за хоккейный сезон, и перевернул страницу. Написал: „Первенство СССР 1941 года" и разграфил лист пока на 14 частей (ходят слухи, что в первенстве будет 14 команд). Все готово для занесения 1-й записи, которая, очевидно, будет произведена 2 мая 1941 года. Осталось немного меньше двух месяцев», — напишет после Шостакович в своём дневнике. На основе записей, сделанных в гроссбухе Дмитрий Дмитриевич в 50-е и 60-е будет исправлять ошибки футбольных журналистов.